Дхармараджа в контексте эпохи

Наконец-то в России увидел свет двухтомник трудов Бидии Дандарона. Уже то, что он оказался нужен, и кто-то смог добыть денег на издание может внушить надежду, что не все еще потерянно для этой странной страны.

За идею и материал по теме огромное спасибо Е.О.

Рассуждения о трагическом положении науки в советское время уже давно воспринимаются как общее место. Но сегодня больная совесть интеллигента-либерала утешает его надеждой, что все пострадавшие будут реабилитированы, и упущенное - наверстается.
Что ж, может быть естественные науки, несмотря на трудности, еще оживут, но есть области, где однажды упущенная возможность не повторится уже никогда. Убитые не воскресают. И только гадать можно, чем могло обернуться для России убитое слово...

I

Бидья Дандарон родился 13 декабря 1914 года в Кижинге в Бурятии в семье бурятского философа и поэта ламы Агван Силнам Тузол Доржи, - друга и сподвижника дхармараджи ("царя закона" или "царя учения" - высшего духовного авторитета) Бурятии Лубсана Сандана Цыгенова (1842 - 1920-е годы). (С именем Лубсана Сандана связан придворный скандал: во время аудиенции Николая II бурятскому духовенству он единственный не поклонился императору: царь духовный перед царем светским не склоняется).
Цыгенов вместе с тибетским хамбо-ламой Джаягсы-гэгэном из монастыря Гумбум сознательно покинули свои обители и основали в сибирской тайге поселение буддистов-практиков. Позже, во время гражданской смуты, Лубсан Сандан создает на территории Бурятии ламаистское государство. Подданные его, согласно буддийским догматам, в войне не участвуют, что равно раздражает и красных и белых.

В возрасте 4-х лет Дандарон был признан перерождением Джаягсы-гэгэна. Лубсан Сандан дал ему имя Ригзин (санскр.- видья дхара, отсюда светское имя Бидья). Дхармараджа взял Дандарона под свое покровительство, и когда из Лхасы прибыла делегация лам, чтобы по обычаю отвести юного перерожденца в Тибет, его Учитель ответил: "Он нужен здесь",
В 1921 г. Лубсан Сандан передает Дандарону свое духовное могущество и титул Дхармараджи. Эту церемонию удалось наблюдать советскому буддологу Б.И.Панкратову (1982-1937). Вскоре Лубсан Сандан исчезает. Дандарон постигает буддизм в монастырях, и при этом учится в общеобразовательной школе. Его популярность среди верующих исключительно велика.
В конце 20-х годов начинается широкая антирелигиозная кампания. Дандарон по настоятельным просьбам верующих уезжает в Ленинград, поступает в Ленинградский институт авиаприборостроения Он постоянно посещает лекции на восточном факультете университета, куда поступить ему, как сыну ламы, "социально чуждому элементу", не удалось, активно занимается языками. В 1937 году 22-хлетнего Дандарона арестовывают и по обвинению в шпионаже и создании подпольной организации, приговаривают к высшей мере наказания. Потом расстрел заменяют на 25 лет лагерей.
В лагере он продолжает свое образование. В его окружении были профессора, журналисты, а после разгрома Квантунской армии появились и ламы. Там он пишет свои книги: "Взаимоотношения материи и духа", "Эстетика необуддизма". Последнюю один из лагерных учеников Дандарона поляк Кокошка, в конце войны отправленный на Запад, вынес из зоны под гипсом на сломанной руке.
В конце 45-го года Дандарона освобождают, но на свободе он пробыл меньше года. Он пишет Сталину письмо с ходатайством о возрождении буддийских монастырей в Бурятии. В 1946 году его повторно арестовывают, но в этом же году в Бурятии открываются Агинский и Иволгинский дацаны (монастыри). В 1956 году Дандарона освобождают и реабилитируют.

***

Чтобы понятнее была обстановка, сложившаяся к тому времени, стоит вспомнить некоторые вехи истории российской буддологии.
Маргинальное положение России - ни Европа, и ни Азия - чревато положением медиативным, центральным - "и Европа, и Азия", обогащающим азиатскую духовность европейской рациональностью. Но несчастная судьба этой страны ни разу не дала отлиться синтезу в законченные формы.
Традиции российской буддологии не менее стары, чем буддологии английской, чей авторитет в этой области сегодня неоспорим. На территории России к началу XX века было около полусотни монастырей, более двух сотен храмов в Бурятии, Туве и Калмыкии, а в 1915 году буддийский храм был открыт и в Петрограде. Но, в отличие от Англии, Россия от входивших в империю буддийских регионов не была отделена морями. В российскую науку приходили люди, изначально включенные в буддийскую культуру, такие, как Г.Ц.Цыбиков - первый европейский ученый, побывавший в закрытом городе Лхасе - священной столице Тибета. Уже при Николае I трудились Якоб Шмит и Антон Шифнер (тибетско-русский словарь и грамматика Шмита вышли в свет в 1839 году). К началу двадцатого века российская буддология представлена именами мирового уровня: В.П.Васильев, И.П.Минаев, Г.Ц.Цыбиков, С.Ф.Ольденбург, Ф.И.Щербатской и его ученики О.О.Розенберг и Е.Е.Обермиллер. (Когда индийский ученый Р.Санкритяяна посетил европейские индологические центры, то на вопрос: "Кто в Европе является крупнейшим специалистом в области буддийской философии?", он и в Париже и в Берлине получил однозначный ответ: "Щербатской").

"Гроза семнадцатого года// Пришла..."
Уникальная буддологическая школа, созданная Ф.И.Щербатским, понесла первую невосполнимую потерю. В 1919 году в возрасте 31 года из жизни ушел Отон Отонович Розенберг. Великолепный ученый, чьи три, изданные к тому времени работы - "Проблемы буддийской философии", "Введение в изучение буддизма по японским и китайским источникам" и лекция "О миросозерцании буддизма на Дальнем Востоке" - стали классикой мировой буддологии. Только в англоязычных странах они издавались за прошедшие годы более 50 раз. И ни разу на родине. По замечанию одного из современных исследователей "в личной судьбе Розенберга не было окончательной ясности, а большинство других учеников Ф.И.Щербатского оказались незаконно репрессированными". В самом деле, в судьбе О.О.Розенберга "нет окончательной ясности". До сих пор не известно, как он погиб - то ли был расстрелян в качестве заложника, как "чуждый элемент", то ли сгорел в тифозной горячке, то ли бандитами убит. Словом - не понятно: "наш" или "не наш". Достаточное основание для забвения.

Не более счастливы оказались учитель и оставшиеся в живых коллеги. Несмотря на резко ухудшившиеся условия работы, прервавшиеся связи с остальным научным миром, зарубежными коллегами, невероятные трудности издания печатных трудов, востоковеды, как и большая часть российской интеллигенции, первые годы после революции испытывали "культурный энтузиазм". Тогда еще казалось, что люмпена, всплывшего на волне революции можно приобщить к высокой культуре. Для самой широкой публики читались лекции о Востоке (блестящая лекция О.О.Розенберга, о которой говорилось выше, вошла в золотой фонд мировой буддологии, а была прочитана на открытии первой буддийской выставки в Петрограде в 1919 г. для солдат и матросов, согнанных комиссарами "в целях повышения культурного уровня"). Вышел первый (и оставшийся единственным) выпуск из серии "Памятники индийской философии", издается журнал "Восток". Энтузиазм поддерживался и всячески подогревался большевиками т.н. "ленинской гвардии" типа, А.В.Луначарского, Л.М.Карахана, Л.Б.Красина, желавшими придать в глазах мирового общественного мнения некий лоск бандитской власти, да и не упускавших случая поэксплуатировать мировой авторитет ученого. Только благодаря помощи Щербатского, вместе с Красиным участвовавшего в переговорах, в 1922 году в Лондоне была открыта Русская торговая миссия, что, по сути, означало прорыв дипломатической блокады большевистской России. Не в последнюю очередь Щербатскому, влиявшему на академические круги, которые, в свою очередь, давили на политиков, обязаны большевики потоку продуктов и медикаментов, направленному в помощь голодающему Поволжью.

Но ближайшие же годы все расставили по своим местам. Сперва под угрозой оказалось существование академической и университетской науки. Стали сказываться многолетняя оторванность от других культурных центров, практическая невозможность контактов, отсутствие издательской базы, отсутствие учебников и пособий, невозможность полевых исследований.
Новая власть набирала силу, шлифовала идеологию, и все громче раздавались голоса, требовавшие прекратить изучение "опиума для народа" и "поповского языка" - санскрита. По инициативе историка М.Н. Покровского с 1929 года по всей стране было прекращено изучение древней истории и классических языков. В том числе, конечно, и изучение истории Азии и санскрита. Школе Щербатского, практиковавшей практику чтения источников с первых лет обучения, был нанесен чувствительный удар. Он был не последним. Вместо людей, знакомых с основами традиционных восточных культур, "подрастало в шинелях с наганами" племя востоковедов в штатском. Новое племя было хорошо натаскано лишь в злободневных политических лозунгах и убеждено, что их "абсолютное и даже трогательное невежество" по части классических языков вполне компенсируется "политической грамотностью".
В 1931 году в образовавшемся после слияния всех академических учреждений (Азиатского музея, Института буддийской культуры, тюркологического кабинета и т.д.) Институте востоковедения АН была создана ячейка содействия обществу марксистов-востоковедов, поставившая своей целью "разоблачение и разоружение антимарксистской реакционной и псевдомарксистской профессуры, обеспечение марксистского руководства, сколачивание единого фронта за полное утверждение марксистско-ленинской идеологии". Члены ячейки выступали за полный отказ от изучения классических культурных традиций и переключение на занятие современной экономикой и политикой, историей национально-освободительных движений.
Институт буддийской культуры превратился в Индо-тибетский кабинет при Институте востоковедения АН. По инициативе профессора А.П. Баранникова в 1936 году из него выделился Ново-индийский кабинет, возглавил который, естественно, сам Баранников. Во вновь созданный кабинет "перебросили" значительную часть сотрудников и учеников Ф.И.Щербатского. Зато обком навязывает Федору Ипполитовичу нового сотрудника - рекомендованного академиком-секретарем отделения общественных наук АН СССР А.М.Дебориным - тюрколога Х.И.Муратова. (В 1938 году Деборин уже благодарил Муратова за успешно выполненную работу "по очищению института от враждебных элементов").
Все окончательно рухнуло на заседании президиума АН СССР в марте 1937 года. К этому времени единственным изданием, где еще можно было опубликовать работы по темам классической буддологии оставалась лишь знаменитая "Bibliotheka Buddhiсa". Но и над ней давно висела угроза закрытия. Еще в 1934 году, после соответствующего решения ЦК, Щербатскому с большим трудом удалось отстоять серию. Но на заседании президиума АН СССР была представлена "рецензия", а по существу донос, подписанный Х.И.Муратовым, кандидатом философских наук А.А.Петровым, возглавлявшим в ячейке содействия обществу марксистов-востоковедов "бригаду" по разоблачению буржуазной синологии и кандидатом философских наук (закончившим правовой факультет Киевского университета народного хозяйства) Я.Б.Радуль-Затуловским. Рецензия объявляла "Bibliothek'у Buddhica" "печатным органом буддийско-ламаистской религии", труды Ф.И.Щербатского "откровенной пропагандой идеалистической философии... направленной против марксизма-ленинизма" и заканчивалась выводом о том, что "академик Щербатской и его ученики, культивирующие издание буддийских теологических трактатов и исключительно акцентирующие изучение древней Индии, объективно играют роль пособников английского империализма..."
В это же время в "Вестнике АН СССР" появляется статья "Институт востоковедения", в которой тематика работы индо-тибетского кабинета характеризовалась как "вредительская". Статья подписана, кроме того же Муратова, В.В. Струве и учеником Щербатского В.И. Кальяновым. (Владимир Иванович Кальянов - до недавнего времени единственный мемуарист-"воспоминатель" Щербатского, после него возглавивший индо-тибетский кабинет. После смерти Федора Ипполитовича в 1942 году в г. Боровом Казахской ССР, терроризировал домоправительницу Щербатского, пока не вывез всю библиотеку покойного. В изданном им переводе древнеиндийского эпоса "Махабхарата" есть несколько великолепных по качеству кусков. По отчетам индо-тибетского кабинета, в последний год Ф.И.Щербатской возглавлял работу над переводом "Махабхараты").
К августу 1937 года из учеников Щербатского в индо-тибетском кабинете осталась лишь тибетолог-лингвист Е.Н.Козеровская. Работа кабинета свелась к составлению тибетско-русского словаря.
Из всех учеников Федора Ипполитовича живым из сталинских лагерей вышел один - Б.В. Семичов.
А.И. Востриков, М.И. Тубянский, М.А. Ширяев и многие другие - погибли. До 1946 года в печати вообще не упоминалось о школе Щербатского, пока о ней не напомнил академик Н.И. Конрад. Буддологическая школа была уничтожена. Традиция чтения религиозных и философских текстов, казалось, полностью прервалась.

II

И тут наступает "оттепель"...
Бидия Дандарон, со своим огромным духовным потенциалом, всесторонне - и светски и традиционно - образованный, владеющий тибетским, монгольским языками, санскритом, оказывается удивительно кстати.
Он, младший научный сотрудник бурятского института общественных наук, возрождает традицию чтения первоисточников, собирает вокруг себя реабилитированных к тому времени бывших лам. Его главное занятие - разбор и описание самого богатого в мире собрания монгольских и тибетских рукописей и ксилографов. Благодаря Дандарону образуется некий симбиоз: молодые ученые практически не знали материалы, с которыми работали, ламы - не знали русского языка и принципов научной буддологии, но вместе они возрождали отечественную науку.
Чтобы понять, что сделал для науки Бидия Дандарон, нужно хотя бы представлять себе те трудности, с которыми сталкивается исследователь буддийских текстов. Как правило, в монастырских библиотеках хранятся "конвалюты" - подшивки разрозненных листов из разных сочинений, объединенные какой-либо темой. Для того чтоб разобраться, из какого сочинения тот или иной лист, нужно обладать огромными познаниями в буддийской философской и религиозной литературе и недюжинной памятью.

В 1957 году в Россию возвращается Ю.Н.Рерих. Как вспоминает его ученик и тогдашний подчиненный А.М.Пятигорский "одним из его первых вопросов мне было: "Вы знаете Дандарона?" Я сказал, что не знаю. Юрий Николаевич улыбнулся и сказал: "А я знаю". И вдруг снова началась буддология, как никогда или, как когда-то".

В 1959 году Бидия Дандарон и Юрий Николаевич Рерих разработали на много лет вперед детальный план буддологических исследований. Вокруг них собирается группа молодых востоковедов: Елена Семеко, А.М. Пятигорский, В.Н. Топоров, М.Ф. Альбидель, О.Ф. Волкова, Л.Э. Мялль.
Ю.Н.Рерих умер в 1960 г. от болезни сердца. В 1963 году Бидия Дандарон совместно с Б.В.Семичевам, единственным оставшимся в живых учеником Щербацкого, издает краткий тибетско-русский словарь, ставший на многие годы непременным спутником европейских буддистов. Тогда же Дандарон перевел и издал буддийский терминологический словарь "Источник мудрецов".

И вновь обратимся к историческому контексту.
В начале 60-х гг. Институт Востоковедения возглавил Бабаджан Бабаджанович Гафуров - личность колоритная и не ординарная. Будучи 1-м секретарем ЦК КП Таджикистана, он на ХХ-м съезде отказался выступать с критикой Сталина. На вопрос Хрущева - "Почему?" ответил: "Голосовать я буду правильно, а критиковать не имею права".
Это было концом его партийной карьеры. По советской традиции, опальному вельможе было "рекомендовано сосредоточиться на науке".
Он реорганизует, а вернее, перевоссоздает Институт Востоковедения. В первую очередь Гафуров развивает издательскую базу ("наука без выхода захиреет"), что дает ему возможность "делать имена" нужным людям и их родственникам - факт публикации 2-х книг давал возможность стать СНС, что автоматически давало солидную прибавку в оплате и престиже. Защита же для этой категории, была чисто формальным актом.
С одной стороны, при нем складываются коррупционные структуры "издательство - институт - ЦК", с другой, - созданная им издательская база обслуживала не только желавших "остепениться" партократов и их родственников. Но "гнильца" не могла не затронуть окружающих. Цепочку авторов для Гафурова подбирал Г.М.Бонгард-Левин, ныне - весьма уважаемый русскими "патриотами" академик. Юноша из чрезвычайно интеллигентной семьи, известный в академических кругах тем, что в детстве "писал на коленки всем светилам отечественной науки", был замечен и привечен академиком И.И.Минцем. Связанный с верхушкой партийного аппарата и академическими кругами, Бонгард-Левин являлся своеобразным "центром", вокруг которого группируется круг достаточно талантливых людей с "гибкой совестью" (Валерий Андрусов, Виктор Лысенко, Нат. Исаева).

Первое размежевание в среде молодых буддологов произошло в 1968 г., после введения советских войск в Чехословакию. Началась кампания "подписантства". Люди, не побоявшиеся поставить свои подписи, были так или иначе "отмечены" властями. Чаще всего это был запрет на публикации, "замораживание" продвижения, отстранение от преподавательской работы.
Татьяна Елизаренкова (индолог, исследователь Вед - "вечный мнс"), Октябрина Федоровна Волкова (лишена права преподавания), А.М. Пятигорский, Н.Л.Жуковская (этнограф, буддолог, историк ламаизма - "вечный мнс"), Нат. Лубоцкая, Е.Семеко, Б.Огибенин и другие, которых я не знаю.
И оказалось, что почти все эти люди так или иначе связаны с Дандароном и его окружением.
А сам Дандарон в это время - с середины 60-х годов - занимается истолкованием основных положений буддийской философии для обогащения и развития современного философского и научного знания. В 1970 году написана его основная книга "Мысли буддиста" - пособие для начинающих буддистов-практиков. У него появляются ученики из Москвы, Ленинграда, Тарту, Вильнюса, Каунаса, Кишинева. С 1968 по 1972 год происходит срастание научной буддологии с духовным поиском. "Люди в поисках вечной истины" - А.Железнов, В.Монтлевич, Р.Альбедиль, Р.Крапивина.

И его духовная активность тоже не может не беспокоить власти. К 1972 году уже разработан достаточно детальный план "дела буддистов", которое может одним ударом, и заставить притихнуть распоясавшихся ученых, и прижать "мракобесов".
По заявлению аспирантки бурятского института общественных наук Долгармы, обвинившей Дандарона в проведении "развратных ритуалов", Бидия Дандарон арестован. В Москве и Прибалтике проходит широкая волна обысков. У известного санскритолога и буддолога Октябрины Федоровны Волковой (1926-1988) изымают все буддийские книги, допрашивают А.М.Пятигорского, Л.Э.Мялля. Вместе с Дандароном арестовывают и четверых его учеников. Широкие международные отклики и возмущение заставляют в центре это дело закрыть, четверо учеников Дандарона после 10-минутного обследования признаются душевно больными ("вялотекущая шизофрения"). Дандарона судят.
Эксперты обвинения (Ксения Герасимова и, по слухам, Г.М. Бонгард-Левин, хотя его акт на суде не зачитывался) признают его книги антисоветскими. Заключение философа из Минска Раисы Крапивиной о том, что ни в действиях, ни в книгах Дандарона "нет состава преступления", судом не принимается и Бидию Дандарона приговаривают по трем статьям (70 - "антисоветская агитация и пропаганда", 297 - "причинение вреда здоровью граждан под видом отправления религиозных ритуалов" и 99 - "хищение госимущества" - во время тантрических ритуалов Дандарон использовал свой молитвенный коврик, к тому времени уже числившийся за музеем) к 5 годам заключения.

Лагерь Выдрино на южном берегу Байкала. Дандарон не сдается. В письмах ученикам он развивает идею синтеза буддизма с современными положениями физики и философии, пишет новый труд о карме народов, судьбе Союза с позиции теории тантры. "Черная тетрадь" исчезает при очередном лагерном обыске.
26 октября 1974 года Дандарон уходит из этого рождения.

Вспоминая о сталинских лагерях, Дандарон часто повторял, что странствующему из рождения в рождение буддисту очень полезно родиться в России, и, смеясь, добавлял, "заметьте, я говорю буддисту, а не буддистам - это очень значимая поправка".
В начале 70-х годов Дандарон с помощью друзей и учеников построил в Кижинге ступы своим учителю и отцу. Через некоторое время они были уничтожены. В середине 70-х годов в одном из дворов города Тарту была воздвигнута ступа в память Дандарона. Дважды предпринимались попытки ее сломать, но она стоит и по сей день.